Случай в Радонеже

СКАЗ
Это было в зимний полдень,
Ярким солнцем день играл.
Радонежеский игумен
Крестным ходом прославлял

Цесаревича младого.
Светлый образ посему
Был пожалован ему
Старцем крепким Николаем,

Что на острове Залит
Службу верную хранит.
И поведать правды ради
Нужно в повести своей,

Что в церковной-то ограде
Нелегко найти людей,
Кто по строгости примерной
Мог сравниться в этот век

На Руси благословенной
С этой парой человек.
Русь таинственна, прекрасна.
Оку чуждому она

Недоступна. И напрасно
«Обновленная» страна
Ищет «новую» идею.
Новых нет! И посему

Можно лишь принять ему
Ту идею, что когда-то
К трону Понтия Пилата
Положили в злые дни

С горьким именем «Распни!»
Сослужители разврата.
Но сегодня на часах
Оба в черных поясах —

Два игумена, два брата
Во Христе, за нас распятом,
День и ночь и на заре
При святом при алтаре

Службу грозную несут,
Их Нектарии зовут,
Каждый в детстве Николай,
Кто епископ, кто игумен,

Сам, читатель мой, прознай.
Удивительное дело,
Друг о друге могут смело
Рассказать, что в эти дни

Оба делают они.
Тыща верст их разделяет,
И озера и леса.
Как общаются? Кто знает!

Знают только небеса.
Ни «ТиВи», ни телефонов
Ни шнуров, ни микрофонов.

Да и видеться они
В этой жизни не могли.
Долг воздать достойно старцу:
Чутким сердцем понимал,

Как помочь родному царству,
Как унять больной кагал.
(Режет ухо злое слово?
И тиранит тонкий вкус?

Ну, тогда придется снова
Пережить его укус!
У кагала масть отлита —
«Покори или убей!».

Кровь святых еще не смыта
С рук «невинных» палачей.
Что ж, кто старое вспомянет,
Око вон иль зуб долой,

Кто ж забудет—снова станет
Легкой жертвой воли злой.)
Но икона—образ Духа
Пробуждения от снов.

Из запутанного круга
Каббалических оков
Возвращает нас из бездны
И возводит к Купине,

От которой Дух небесный
Разольется по стране.
Образа с семьею царской
Рассылал во все концы,

Чтобы легче государству
Возвести было венцы
Над святой четой. Держава
Прославления ждала

Тех, кто ей владел по праву,
В чьих руках она цвела.
Так, велел вокруг России
С Государем облететь,

Где икона в небе синем
Неожиданно светлеть
Начала... И, наконец,
Обрела святой венец,

К изумлению отцов
Экипажа и чтецов.
Это было над Камчаткой,
На краю родной Земли,

На востоке. Не случайно
Все венец узреть смогли.
А затем из псковской дали
На Москву решил отправить

Образ юного царя,
Цесаревича святого
Алексея. И вот снова
Возвращаемся туда,

Где спокойная вода
Небольшой реки струится,
Под названием Пажа...
Льется, льется не спеша,

Подо льдами серебрится.
Много оных на Руси,
У кого ты не спроси.
Белый храм Преображенья

На высоком берегу,
На нетронутом снегу
Синь в небесном отраженье.
Все в покое безмятежном

Новью дышит и живет,
Русь в одеждах белоснежных
Под венец к Христу идет.
Вот такое Радонежье —

Что ж за чудо этот край!
В ярком солнечном заснежье
Он похож на зимний рай!
Все в алмазах, все искрится —

Поле, сосны и река.
Воздух будто серебрится —
Иней сыплет свысока,
Нет ни облачка, ни дымки,

Только солнце и лазурь,
Кажется, в стране великой
Нет ни горя, нет ни бурь,
И страну не грабят разом

Те ж наследники вождей,
Что Тамбов травили газом —
И крестьян, и их детей...
Ну, да полно!... Нас обидеть

Будет трудно наперед,
А привычка ненавидеть
Может извести народ.
Это слабость! А известно,

Что пороки и грехи
В брани с нами неизменно
Все используют враги.
Ну, так вот... На крестном ходе

Случай выдался один.
При молящемся народе
Слово молвил господин.
Он не стар, но с сединою,

С виду черный — из чужих,
И приехал всей семьею
На машинах дорогих.
И к Нектарию благому

Обратился горячо:
«О, игумен, по-другому
Жизнь бездумная течет,
В нашем доме злато, сытость

Не изводятся давно,
Слово Божие забыто,
Честь забыта заодно.
Все нажито не трудом,

Не упорством, не постом,
А лукавством и обманом
Над Петром и над Иваном.
Вот теперь на нас беда

Навалилась как всегда
Неожиданно... и в раз
Сокрушила она нас.
Здесь сестра моя родная,

Никогда забот не зная,
Праздно, в золоте жила,
Сытно ела и пила.
Никого не обижала,

И себя не позволяла.
И случилось так однажды,
Без причин, что очень важно,
Повредилась вдруг она,

И не знаем, чем больна.
В страшном состоит недуге,
Бьется словно в вентерях,
Все ушли—друзья, подруги,

На врачей наводит страх,
Все прошли, все испытали,
Все напрасно!.. Вот узнали,
Что молитвою святой

Можно лишь помочь больной...».
Помолчав, отец Нектарий
Кратко бросил: «Крестный ход
Цесаревич возглавляет,

С нами пусть она идет!».
Тот, кто Радонеж известный
Посещает иногда,
Будь ты с Дона, будь ты местный,

Не уходит никогда
Без даров. Ведь в этом крае
Отрок юн, Варфоломей,
На сверелочке играет

С давних лет до наших дней.
Пастырь он Руси природный,
И дары, что получил,
Сам, по просьбе благородной,

Для себя не утаил.
Крестный ход—души отрада!
Зной ли, дождь ли, снег валит,
Сердце наше веселит,

Как бесценная награда.
Впереди священник сильный
На победный бой ведет...
Догоняют всех в веселье

Даже те, кто отстает.
После первого молебна,
Что под южною стеной,
Все лицо вдруг стало бледным

У смуглянки молодой.
И раздался бас утробный:
«Я с тобою не пойду».
И затем с гримасой злобной

Продолжала: «Уведу
Многих я с твоей дороги,
Ты противен мне всегда».
Тут сказал Нектарий строгий:

«Вот и явлена беда.
Не пойдет—несите силой!»
И продолжил крестный ход.
Слыша голос замогильный,

Не отринулся народ.
Взялись родственники, люди
Ту несчастную нести,
Крестный ход был этот труден —

Бился бес в чужой плоти.
Рвал одежду. Рев звериный
Разносился над землей.
За алтарною стеною

Окропленная водой
Чуть притихла, притаилась
Злая сила,.. но потом
Жутким воем разразилась,

Осененная крестом.
Десять рук с трудом великим
Донесли ее к дверям,
Обведя всех взором диким

И взглянув на белый храм,
Вдруг поникла. На колени
Встала прямо у крыльца...
На нее глаза смотрели

С юнно-царского лица.
В этот зимний день погожий,
В ярком солнце, на снегу,
На чудовище похожа,

Вся изогнута в дугу,
Низко голову склоняя,
На коленях и руках
Та несчастная стояла

Вся в алмазах и серьгах.
Космы черные дымились
На морозе. До земли
Цепи длинные струились,

Пальцы в грязный снег вросли.
Вся разорвана сорочка,
Шуба по долу лежит,
Иней, как алмазной строчкой,

Мех роскошный серебрит.
Пот горячий лил обильно,
Падал с бледного лица...
Кто ж так ярко и так сильно

У церковного крыльца
Нам раскрыл всю тайну мира
Днесь и будущих времен?
Кто всю мощь и роскошь Рима

Обратил в такой поклон?
И не женщина стояла
Пред священником с крестом,
Злая суть всего кагала

Бесновалась пред Христом.
И не раз монах отважный
Лишь молитвою святой
На колени ставил важный

И порой народ простой.
За ошибки, за паденья,
Сокрушения постов —
Яркий способ отраженья

Поругания основ.
Нет вины в том, ни заслуги,
Лишь усердие в чинах,
Но трепещут злые духи

И впадают в лютый страх.
И скажу я то, что знаю
И что видел сам без слов,
Что Нектарий обладает,

Кроме всех своих даров,
Божьей силой исцеленья
От недуга бесовства,
Одержимости явлений

И последствий колдовства.
Но его отец любимый,
Святый старец Серафим,
Направлять вот эту силу

С осторожностью просил,
Что и делает игумен.
Всем, кто в Радонеж святой
Притекает с тяжкой думой,

Он дает совет простой:
«Надлежит вам, дорогие,
Жизнь свою преобразить,
Чтобы нечисти другие

Не смогли вам повредить.
Отчитать могу я часом,
Но без вашего труда
Приведет нечистый разом

Семь других еще тогда».
Назидания такие
Не по нраву злой среде,
И решили те «другие»

В своем царстве — в темноте —
Отомстить монаху. Сразу
И помощники нашлись,
И к церковному приказу

Злы доносы понеслись.
Здесь позволю отступленье:
«Сколько видеть довелось
Одержимости явлений,

Но ни разу не пришлось
Среди воя, писка, рыка,
Наблюдая жизни грань,
Средь угроз, мычаний, крика

Слышать матерную брань».
И ответил мне сурово
Настоятель у Креста:
«Бесы знают—Бог есть Слово,

Основание Христа.
Хоть и падшие, но все же
Уважают свои дни
И хулы на Слово Божье

Опасаются они».
И подумал я о людях,
В чьих устах хула горит,
И какой ответ им будет,

Когда станет говорить
Суд высокий.
Даже ныне — если видим,
Как поносит сын отца —

Так себя он ненавидит
И безумен без конца,
Если речь с душою схожа,
По признанию святых,

То на что ж душа похожа
Злоязычников таких.
Ну, а что ж отец Нектарий?
За усердье был «пощрен».

Сей глагол без комментарий,
Мной в кавычки заключен.
Принял все! Душою — отрок,
Русь мала и в даль и ширь,

И отправился без ропот
Он в Оранский монастырь.
Закипела там работа.
Труд, молитва—все одно.

Только в Радонеже что-то
Все разладилось давно.
И молочный двор, и баня,
Огороды и сады —

Все, что пестал неустанно,
Положил на что труды
И молитвой непрестанной
День и ночь оберегал,

Поросло травой бурьянной...
Храм тихонько угасал.
Облупился купол. Чаша
Знаменитая сгнила.

Всех она светлей и краше
При Нектарии была.
Грустно мне писать об этом,
Но свидетель был я сам —

Омерзительным наветам
Верят больше, чем делам.
Задевает за живое
Служба верная Христа.

Фарисейство, видно, злое
Предпочтительней Креста.
Но вернемся к теме малой,
Как к большому полотну.

В сей картине небывалой
Видим заповедь одну:
Все, что отнял черный барин
У красавицы Руси,

Государь вернуть заставит,
Президентов—не проси!
Все имеют свою меру
От успешного ворья,

Все имеют свою веру
Под присмотром воронья.
Государь, отец—надежа,
В русском сердце навсегда!

И детей своих не сможет
Он ограбить никогда.
И народ, как сыне блудный,
К Богу ныне возвратясь,

В тот же час судьбины трудной
Обретет Его, молясь.
И вернет России царство
Бог-Отец через Христа!

Так воскреснет государство
В силе Русского Креста!
Это было в Радонеже
Во двутысячном году...